Сегодня всё более и более возмущенное массовое сознание ищет «козлов отпущения» за рост жестокости и агрессии в школах, больницах, вбрасывая ёмкие формулы «кто виноват?» – и поспешно пытаясь ответить на вопрос, «что делать?»

      Если раньше в обществе господствовала фраза: «Ну и молодежь пошла!», то ныне наряду с ней появляются другие восклицания: «Ну и учителя пошли!», «Ну и врачи пошли!».

     Пошли… И все они куда-то идут, и испытывают в своих профессиональных судьбах феномен личностного выгорания, сгорают, и вымещают свою недолюбленность друг на друге, на учениках и на учителях, на родных и близких.

    Вакханалия жестокости и агрессии в обществе явно или неявно связана с тотальными кражами личностного достоинства и унижением людьми друг друга.

     Каковы социальные и психологические истоки жестокости и агрессии, как цунами, покрывающие нашу страну?

      Увы, у системных феноменов нет упрощающих реальность однозначных интерпретаций. Поэтому прибегну к мотивационному анализу, обратившись за помощью к ряду психологов и социологов, пытающихся понять социальные и психологические недуги своего времени.

      Вспоминаю, как мой друг Борис Братусь, профессор факультета психологии МГУ, анализируя разные формы отклоняющегося поведения личности, поставил печальный диагноз доминирующему психотипу нашего общества: «Психологически здоров, личностно болен». По сути он продолжил диагностику обыденного поведения личности, больших и малых социальных групп, проделанную в классическом произведении мастера психоанализа Карен Хорни «Невротическая личность нашего времени» (1937 г.). В этой книге Карен Хорни говорит о том, что постоянная конкуренция, культ лидерства и успеха, массовая недолюбленность приводят к тому, что у людей нарастает враждебность, порождаются конфликты с самим собой и друг другом, провоцируется агрессия ко всему миру.

     Люди, чувствуя себя изгоями в социальной системе, теряют ценностные ориентиры жизни и находятся в разъедающем их состоянии тревоги. Эта книга была написана почти сто лет назад, но она как никогда более современна для анализа различных сообществ, тех сообществ, которые известный социолог Эрвин Гофман называет «закрытыми сообществами».

Именно в закрытых сообществах жестко проступает деление на своих и чужих, развиваются такие социальные явления как ксенофобия, этнофобия и разные формы стигматизации, приводящие к вспышкам агрессии и невротического поведения.

     Здравый смысл угодливо подсказывает многочисленные объяснения и интерпретации, возникающие в закрытых сообществах и шире – закрытых социальных системах, сводящиеся к тому, что в росте жестокости виновны сами учителя, которые устали и выгорают; виновны сами ученики, которые переиграли в компьютерные игры; виновны директора школ, министры образования и здравоохранения, СМИ…

     Список виновников можно было бы продолжать. Но разве в этом дело? Нам надо реально понять, почему учителя, дети, врачи и политики стали невротиками нашего времени, или воспользуемся точной формулой Карен Хорни, пасынками различных идеологий и культур, унижающих человеческое достоинство.

    Отвечая на этот вопрос, воспользуемся рядом аналитических конструкций, предложенных мастерами социологии и социальной психологии.

     Начну с аналитики Эрвина Гофмана, одного из классиков социологии.

     В своих работах он говорит о том, что, когда мы сталкиваемся с ростом агрессии, жестокости, в том числе ростом невротичного, а часто и психопатичного поведения, то мы сталкиваемся с «эффектом порочного круга».

    Эрвин Гофман показывает, что в разных закрытых организациях, в разных нечеловеческих условиях не столько сам человек является причиной своего невротичного или агрессивного поведения, которое интерпретируется сообществом как отклонение, сколько ситуация социального плена, в которой он по тем или иным причинам оказывается.

     В своих исследованиях Гофман анализирует такие закрытые учреждения как больница, тюрьма, а также, если мы рискнем продолжить этот ряд – интернат, приют и отгороженная охранами, турникетами, системами безопасности школа.

     Гофман выдвигает гипотезу, что, когда человек оказывается в психиатрической клинике, где на каждом шагу запреты, барьеры, ограничения, применения смирительной рубашки, человек начинает прибегать к разным формам протестного поведения, которое расценивается через оптику представлений о социальной норме как патологические явления.

     Он приводит различные аргументы, свидетельствующие о том, что общество, интерпретируя протестное поведение как патологию, само попадает в эффект порочного круга. Человек, оказавшись в условиях клиники или школы, где во время ЕГЭ его прогоняют через энное число форм контроля, а при входе в школу пропускают через устройства, служащими как бы средством безопасности, начинает вести себя протестным образом.

     Когда пациент так себя ведет в больнице, ему прописывают набор тех или иных психофармакологических воздействий, а иногда прибегают и к электрошоку.

    Чем больше человек сопротивляется бесчеловечным условиям, тем больше ему прописывают те или иные медицинские средства, которые приводят к нарастанию клинической симптоматики.

     Не то же ли самое происходит с нашими учителями и нашими детьми в самых различных школах?

Чем больше мы превращаем школу в «узилище» (термин Гофмана) и строим её по модели дисциплинарной тюрьмы, тем быстрее возникает эффект выгорания учителей и тем более невротично ведут себя наши дети.

      Вряд ли будет большой натяжкой предположить, что именно эффект порочного круга стоит за ростом жестокости, агрессии, кражей личностного достоинства в школах, в больницах, в обществе.

      Напомню, что феноменология поведения, связанная с эффектом порочного круга, ярко описана в произведениях Александра Солженицына «Раковый корпус», «Один день Ивана Денисовича», «В круге первом», а также в книге Владимира Сорокина «День опричника» (2006). Когда мы оказываемся в ситуации, где господствует идеал безопасности, мы так или иначе осуществляем возгонку ситуацию опасности. В результате мы на самых разных уровнях – в школах, больницах, государственных организациях, то и дело становимся заложниками эффекта порочного круга.

     Как точно заметил Александр Адамский, весьма важно понимать динамику институализации социальных норм. В ситуации эффекта порочного круга всё явственнее происходит институализация конфликта и агрессии в качестве принятой социальной нормы поведения. Это приводит к тому, что возникает известное явление «банальности зла». Чем больше банальность зла в обществе, тем сильнее провоцируется обыденная агрессия, обыденная жестокость и обыденная ксенофобия. Здесь мы сталкивается как с эффектом порочного круга, как и с тем, что на языке социального психолога Филиппа Зимбардо получило название «эффекта Люцефера», объясняющего, почему хорошие люди совершают плохие поступки.

     Причины роста установок агрессивного поведения были исследованы Филиппом Зимбардо с помощью его известного «Тюремного эксперимента», в котором самые обычные люди приняли социальные роли тюремщиков и заключенных. Как мы помним, в этом эксперименте буквально через несколько дней нормальные вроде бы люди, исполняющие роль тюремщиков, стали издеваться и избивать студентов, которые играли роли заключенных. Не является ли этот тюремный эксперимент Филиппа Зимбардо ключом к пониманию роста агрессии и жестокости в нашей с вами стране.

Сколь часто люди, сами того не осознавая, оказываются по отношению друг к другу в ситуации тюремщиков и заключенных? Сколь часто каждый из нас, чувствуя себя пасынком государства, начинает свой путь к неврозу, как в форме протестного поведения по отношению к культу успеха, провоцированию ситуации тотальной опасности ради благих намерений всеобщей безопасности?

     Задумаемся над всеми этими вопросами и, возможно, тогда мы не окажемся ни в «Раковом корпусе», ни «В круге первом», и выйдем за пределы эффекта порочного круга. И может быть тогда, наивно надеюсь, мы, наконец, перестанем быть недолюбленными пасынками государства.

     Надеюсь и сохраняю гражданский оптимизм, звучащий в стихах Владимира Высоцкого:

Рвусь из сил – и из всех сухожилий,
Но сегодня – не так, как вчера:
Обложили меня, обложили –
Но остались ни с чем егеря!